Виссарион Белинский - Сочинения Платона… часть II-я
Вот слова, любезнейший друг Критон, которые я, кажется, слышу, как исступленные жрецы слышат флейту! Звуки этих слов так поражают меня, что я не могу внимать ничему другому. Знай же, что ты напрасно бы говорил, если бы стал утверждать что-нибудь против настоящего моего мнения. Впрочем, если можешь сказать более, говори.
КРИТОН. Нет, Сократ, не могу.
СОКРАТ. Так перестань, Критон; сделаем то, к чему ведет бог (стр. 306–316).
Вот как мыслил и чувствовал Сократ – этот тонкий плут, этот ловкий «надувало», тешившийся над легковерием афинян!.. И как его мышление было его верою, – он мученическою смертью утвердил справедливость своего религиозного сознания. Изучать доктрину Сократа, изложенную в беседах, прениях, как сам он излагал ее, – значит не только просвещать свой разум светом истины, но и укреплять свой дух в вере в истину, приобретать божественную способность делаться жрецом истины, готовым все приносить в жертву ей и прежде всего – самого себя.
Вот почему, нисколько не увлекаясь и не преувеличивая дела, но видя его совершенно таким, каково оно есть действительно, – мы смело можем сказать, что г. Карпов, если он кончит издание своего перевода, совершит подвиг столько же гражданский, сколько и ученый. Это великая заслуга перед обществом, это бесценный подарок его настоящему и будущему. Изучение классической древности в новейшей Европе положено краеугольным камнем публичного воспитания юношества, – и в этом видна глубокая мудрость. Есть люди, которые кричат: «Зачем нам нет спасения без греков и римлян? зачем непременно изучать греческий и латинский, а не санскритский или не арабский язык, если уж без древних языков нельзя обойтись?» – Затем, милостивые государи, что связь новейшей Европы с Индиею и Аравиею гораздо отдаленнее, нежели с Грециею и Римом. То родство в двадцатом колене, а это родство – близкое, кровное. Изучение классической древности преобразовало Европу, свергло тысячелетние оковы с ума человеческого, способствовало освобождению от инквизиции и тому подобных человеколюбивых и кротких мер к спасению душ. Законодательство римское заменило в новейшей Европе феодальную тиранию правом, на разуме основанным. Древняя Греция и Рим – страны духа, впервые освободившегося от деспотического владычества природы, представитель которого Азия. Там, на этой классической почве, развились семена гуманности, гражданской доблести, мышления и творчества; там начало всякой разумной общественности, там все ее первообразы и идеалы. Правда, там общество, освободив человека от природы, слишком и покорило его себе. Зато средние века уж слишком освободили его от общества и впали в другую крайность. Теперь настает время примирения этих двух крайностей во имя средних веков и древнего мира; следовательно, Греция и Рим и теперь еще живут и действуют в нас к нашему благу и нашему преуспеянию в осуществлении на деле идеальной истины, которая одна только истина, ибо всякая эмпирическая истина – ложь{6}.
Перевод г. Карпова именно такой, какого только нужно желать в наше время: верный и точный до буквальности, носящий на себе отпечаток того языка, с которого он сделан; но от того русский язык в нем нисколько не изнасилован и не лишен своей естественности. Перевод изящный более обогатил бы нашу литературу, чем познакомил бы нас с Платоном. Такой перевод может быть важен для нас только после перевода г. Карпова; но и тогда мы читали бы его texte en regard[1] с переводом г. Карпова, имея последний под рукою, так сказать, для поверки первого. Честь и слава человеку, скромно, в тиши кабинета, наедине, совершающему свой труд, который был бы истинным подвигом для целого ученого общества! Неужели этот труд не поддержится публикою? – Страшно и подумать об этом…
Сноски
1
в сопоставлении (фр.). – Ред.
Комментарии
1
Рецензию Белинского на первую часть «Сочинений Платона» см.: Белинский, АН СССР, т. V, с. 613.
Мнения, высказанные Белинским в его рецензиях на перевод «Сочинений Платона», вызвали выпад журнала «Сын отечества» против «философских изделий, отзывающихся горячкой» и получаемых «из Москвы, Одессы, Киева, Казани, Чембаров и других городов» («Сын отечества», 1842, ч. IV, № 8, «Критика», с. 2–3, без подписи).
2
Белинский использует образ поэта, созданный Гете в балладе «Певец». См примеч. 7 к статье «Речь о критике».
3
Точнее: «Эдипа в Колоне».
4
Демон Сократа («даймонион») – сложное и не до конца ясное понятие. По словам Сократа, иногда ему слышался внутренний голос, внушавший ему некоторые действия или предостерегавший от них. Сократ считал этот голос голосом своего «демона». Свод интерпретаций понятия «даймонион» см. в кн.: Ф. X. Кессиди. Сократ. М., «Мысль», 1976, с. 109–114.
5
Имеется в виду О. И. Сенковский и его статья «Сочинения Платона» («Библиотека для чтения», 1842, т. LIII).
6
Белинский продолжает полемику со статьей Сенковского о «Сочинениях Платона». Основным положением статьи Сенковского было отрицание значения античной философии для нового времени из-за ее якобы умозрительного, далекого от жизни характера. Шире – отрицалась и вообще философия как наука. «Философия, – писал Сенковский, – для нас предание, а не факт». Она «нейдет к формам новейшего знания» («Библиотека для чтения», 1842, т. LIII, отд. V, с. 36). Белинский восстает против узко утилитарного понимания значения философии для общества.
